Все воспоминания начинаются до полномасштабной войны, но в разное время. Мы попросили трёх человек рассказать, общаются ли они с родственниками из рф и говорят ли с ними о войне.
Ярина, 31 год
(имя изменено)
Эта история начинается с моего деда и его родного брата.
Дед родился ещё при российской империи. Он имел жаждущего искусства младшего брата, который в начале 20 века, став поэтом и музыкантом, отправился в город, где собирались поэты Серебряного века. В Петербург.
А мой дед работал в Днепре, имел состояние. В этом же городе родился мой отец, а у него – уже несколько детей, среди которых была и я.
Младший брат моего деда остался в Петербурге, женился, имел своих детей, те – своих.
Вот так у меня и появились внучатые племянники моего возраста, Лида и Влад.
Мы виделись несколько раз. Я гостила в той семье в россии, когда была младше. Вместе с их мамой и Лидой мы ходили смотреть на живопись, покупали книги, ездили за город. Они всегда как-то невероятно тепло говорили про Украину. Мы общались про украинских художниках – именно как про украинских, а не советских или русских.
Как-то в государственном русском музее Лида сказала: "Здесь есть экспозиция Казимира Малевича, украинского художника". Эта деталь очевидна сейчас, а тогда было интересно слышать такое её мнение.
Никто из нас почти не говорил о советских годах. Я помню, что та ветвь нашего семейства потеряла родственника, которого расстреляли в Сандормохе* сталинские палачи во время репрессий. Лида как-то написала: "Я много думаю о своих корнях. Я из россии, но все мои близкие родственники (не учитывая родителей) – нет. Они или евреи, или стопроцентные украинцы. Дедушка своих корней не забывал, ездил к своим, дома говорил на украинском".
С Лидой мы подружились. Влад был более грубым, более патриотичным в том смысле, который накладывал тогдашний русский нарратив. Лида переехала в другую страну восемь лет назад. Её мама и брат остались в россии.
24 февраля она мне написала. Мы говорили о выборах, на которые они с мамой ходили все эти годы, чтобы проголосовать против путина. О людях, которые вылезли из тёмных щелей: какие они ублюдки и идиоты. У Лиды было (и остаётся) ощущение украинцев как "невероятно талантливых, сильных и смелых" (это из сообщения) и ужас от того, сколько людей поддерживают режим в россии.
Мы говорили о репрессиях и первых доносах в марте.
Лида сама связалась со мной, когда узнала о Буче.
У меня сохранилось сообщение от неё: "Когда я думаю о дедушке, хочется выть. Честное слово, слава Богу, он не дожил, не видел. Ему было бы так больно от этого ада".
Я потом ещё думала про того нашего родственника среди тысяч расстрелянных в Сандармохе почти столетие назад. Сейчас российские власти несут много кошмарной боли. Беречь память о близких – наименьшее из всего, что можем делать.
Мама Лиды боится неизвестности. Ей за 60. Она не поддерживает власть и ужасается режиму. Ей страшно оказаться среди репрессированных. Лида поддерживает связь с братом, но они не говорят о войне. Я не знаю его позиции, но могу догадываться. "Мы будто из совершенно разных миров", – говорит Лида, когда я о нём вспоминаю.
Мы говорим и теперь. Лида в своём уголке мира, я в своём – пишем сообщения из разных часовых поясов. "У меня уже год как лежат билеты в Петербург, чтобы навестить маму. Но я не понимаю, как быть там сейчас, чему вообще радоваться". Она учит с дочерью украинские песни, малышке нравится "Шум" от Go_A. И именно этот ребёнок, когда вырастет, будет иметь уже не российский паспорт.
Не знаю, как бы мой дед говорил с братом, живи они по сей день. Я бы сказала ему: "Дед, пиши дневник. Я хочу знать, кто ты был, каким ты видел этот мир".
*Урочище "Сандармох" во времена Большого сталинского террора (1937 – 1938) использовали как место расстрелов и захоронений соловецких узников, людей 58 национальностей. Именно там убили украинских учёных и представителей "Расстрелянного возрождения": Леся Курбаса, Николая Кулиша, Николая Зерова, Валерьяна Подмогильного, Сергея Грушевского, Степана Рудницкого, часть семьи Крушельницких.
Михаил, 31 год
Первую половину жизни я прожил в рф, где в то время были мои близкие и оставался отец (он оттуда родом). Вторую половину, более сознательную и ответственную, в Днепре, откуда моя мама.
Ощущение и самоидентификация себя как украинца появились у меня после 2014-го. Возможно, из-за того, что я только в 16 лет переехал в Украину. Восемь лет назад я так же перестал верить в какого-то бога, сейчас верю в ВСУ.
Годы после оккупации Крыма и начала войны на Донбассе я продолжал жить в Днепре с украинским видом на постоянное проживание и треклятым красным паспортом. После начала полномасштабной войны эта моя неторопливость с документами (не успел оформить должным образом гражданство Украины) пусть остается самой большой ошибкой в жизни. Надо быть решительнее в своих поступках.
24 февраля отец написал мне: "Я с тобой". В дальнейшем он приложил много усилий, чтобы отправить некоторое колличество денег на первое время. Несмотря на то, что за день до вторжения мы спорили. С этого времени стараемся поддерживать друг друга. Во внезапно чёрно-белом мире мы оказались на одной стороне. За что я очень благодарен.
За 15 лет, которые я прожил в Украине, я не пытался как-то искусственно поддерживать связи со знакомыми в рф, поэтому с кем-то мы перестали общаться. После начала войны в 2014-м, я понял, пора выбрать сторону. Этот выбор был лёгким и органичным. Я минимизировал контакты, общался с отцом и давним другом. Этого более, чем достаточно.
Небольшое письмо от сына моей тёти из россии, которое я получил после начала полномасштабной войны в феврале 2022:
"Миша, привет! Я так за тебя волновался, радуюсь, что ты в безопасности. Страшно представить, что ты сейчас переживаешь. Знаешь, в последнее время я вспоминал, когда лет 7 назад я, ещё малыш (ну, с физической точки зрения) гостил у тебя, и ты рассказывал про Украину и много неприятного о российской власти. Мне тогда с замусоренной пропагандой головой, казалось, что ты говоришь какую-то чушь. Но с каждым годом я всё больше и больше убеждаюсь, насколько ты был прав…" .
Были также трешовые истории. Они стучались об мой, довольно уютный, украинский "пузырь".
Приблизительно пять лет назад я гостил у отца и неподалёку от дома встретил мою учительницу русского языка и литературы. Эта дама в своё время сделала из нас действительно русскоязычных "граммар-наци", как говорят. Вышколить она умела.
Рядом с ней шла большая овчарка. "Вот, дочь завела собаку, да пару лет назад уехала. В Америку. Там сейчас с парнем устраиваются… А ты сейчас где и откуда?". Когда я ответил, что живу в украинском Днепре, услышал: "В Днепропетровске что ли?" Она изменилась в лице.
"Миша, не могу поверить, как ты там живешь? Там же реальные фашисты. Тебе там нормально? Запад хочет нас всех рассорить и захватить". Вишней на пироге было то, что она буквально прочертила линию в воздухе между нами и сказала: "Миша, ты понимаешь, что вот прямо сейчас между нами такая граница – ты там, а я здесь".
Я был шокирован этим пассажем, даже не нашёл, что сказать. Потом я вспоминал это в какой-то степени с юмором: вот так одна из лучших учительниц школы по граммар-наци превратилась в настоящую наци. Но также, как "сознательные" росияне, которые "уважают себя", имеют близких на том самом злом и диком Западе.
Из трудных моментов, после 05:19 утром 24 февраля, когда я проснулся первый и разбудил всех близких, была ужасная ночь, когда я смотрел трансляцию возле Запорожской АЭС и думал, что вот-вот…
После Бучи я провалился в глубокую яму, едва вылез из неё. Хотел даже это "всё кончить". Трудно это выдержать.
Не могу сказать, насколько изменились отношения и общение между мной, родственниками и другом из россии. С начала полномасштабной войны никто ничего нового друг о друге не узнал.
Иронично, но единственная связь, которая не разрывается у меня с рф – это проклятый красный паспорт. Когда-то я думал: если от него откажусь – это будет ударом для отца. Но оказалось, что это не так. Поэтому сейчас я являюсь украинцем душой и разумом (как и мои друзья – гражданские и военные), но с бумажками врага и абсолютного зла. От этих документов сложно отказаться чисто юридически, а сейчас просто невозможно.
Моя жена – украинка. После начала войны мы поговорили о том, что нам обоим психологически сложно и страшно. Так что, наша ветвь семьи выехала из Днепра в ЕС, где жила дальняя родственница.
Никто из моих друзей и коллег не сомневался, кто я такой, и что мне можно доверять.
Из сообщения моего друга-военного: "Да, с паспортом засада, ещё давно думал за это, но уже как есть, ты молодец. Надеюсь, что приедешь сюда [в Украину] уже полностью нашим))) Ты же наш, надо возобновлять историческую справедливость)".
Всё, что я и моя семья в Украине сейчас получаем, – это поддержка. Хотя я и не могу пока вернуться к уже родному мне Днепру, но 100% сделаю это.
Юля, 33 года
(имя изменено)
Моя мама родилась в рф и, когда ей было 17, переехала учиться в Днепр (тогда Днепропетровск). Здесь встретила моего отца – украинца. Её сестра Нина, моя тётя, остались на Смоленщине. У неё есть дочь Ира.
Помню, что всегда были хорошие отношения. Мы каждое лето с братьями и сёстрами ездили туда в деревню к бабушке. Мама в скайпе или в вайбере со своей сестрой раз в неделю говорили. До 2014-го Нина и Ира с мужем приезжали несколько раз.
Потом понеслось. Мой старший брат вступил в ряды армии. Женя по характеру вспыльчив и с весьма радикальным настроем против россии. В 2014-м его затронули события с Донбассом, и он не мог не пойти в армию.
Это первое, что вызвало удивление и возмущение у русских родственников. "Да как ты мог против нас". И он ещё в пылу, рассказывая тёте Нине о том, какой ужас на самом деле на Донбассе, по скайпу сказал, что "как будет встречать на фронте солдат из Смоленщины, персонально будет с ними разбираться". Мы это серьёзно не восприняли. Знаем, что Жека это на эмоциях сказал и забыл. Но тётя поверила, что он собирается реально своими руками уничтожить всех смоленских солдат.
История о невежестве. Ира, моя двоюродная сестра, юристка. Они с мужем полностью поддерживают Украину. И вот она понимает этот ужас войны и ужас промытых мозгов россиян. Мы с ней на связи. Ей 40 и средний возраст её коллег такой же. И вот из десяти юристов в офисе только Ира против войны, все остальные – за. Причём с энтузиазмом.
Они говорят: "Всё правильно делается, украинцы сами виноваты и нужно поставить их на место. Украину давно пора вернуть и возродить советский союз, а без неё союза не будет". Ира у одной коллеги спросила, зачем ей ссср. А та ответила – будто по методичке: "Ну как, квартиры бесплатно давали, продукты лучше и дешевле были".
С тетёй Ниной мы не общаемся с 26 февраля. Двадцать четвёртого она позвонила по телефону спросить, как мы. И я видела, что она действительно беспокоилась. Но при этом верила, что это мы ничего не понимаем и наша власть нам лжёт. Ей поэтому жаль нас. Но после её слов "вы же сами себя обстреливаете и вообще первые начали в 2014-м людей убивать" мама бросила трубку. Потом позвонила по телефону Ира, извинилась за маму и сказала, что она «замужем за телевизором».
Когда узнали о Буче, Ира чувствовала себя ужасно. Мы долго тогда с ней разговаривали. Она и её муж именно из тех, кто испытывает коллективную вину. У Иры нет аккаунта на фейсбуке, а её муж закрыл страницу, сделал новую с другим именем и аватаркой "Нет войне". Они очень боятся выражаться, потому что такое ощущение, что в рф пакуют всех несогласных. У них в городке был антивоенный митинг, типа разрешённый, вышло 20 человек, которых сопровождали 50 полицаев.
О языке. Мама полностью понимает, пишет (с ошибками иногда, но пишет) и читает на украинском. Но разговаривать – ну никак, не произносит большинство слов. Когда о "полуниця-паляниця" все говорили, мы смеялись, потому что она никак не могла это произнести. И вот сказала, что хочет научиться разговаривать. Я ей даю детские сказки, чтобы она для меня в слух читала. Трудно ей, но не здаётся.
Родственники в рф с их взглядами не сделали мне больно, транслируя пропаганду, но разочаровали. Как же можно вот так просто поверить телевизору. Никак не могу этого понять.
